Глава 16. Крейсер. Коза.

 ...Дождь был холодным и проникающим всюду. А я беспомощно стоял перед огромной дверью и не мог дотянуться до железного кольца на ней.

    Впрочем, даже если бы я и дотянулся до кольца, которое было размером с меня, смог бы я его приподнять?

   Я закричал. Но голос мой заглушал ветер и дождь. В отчаянье я стал колотить в дверь руками и ногами.

   Дверь отворилась, и на пороге показался дворецкий. И он был огромен, под стать двери.

- Кто там, Беримор? – донесся голос из глубины дома.

Дворецкий вгляделся в дождь. Я орал, прыгал, махал руками и даже пинал его по ногам, но все без толку. Великан не замечал букашку.

- Дождь, сэр.

   Дверь закрылась, и я в изнеможении опустился на землю, прислонившись спиной к каменной стене дома. Закрыл глаза.

   Из оцепенения меня вывел холодный влажный нос, ткнувшийся мне в руку, и запах мокрой шерсти.

Передо мной стоял большой серый волк и, наклонив голову на бок, внимательно смотрел мне в глаза.

- Ну что, царевич, тронул-таки золотую клетку, уздечку или что там еще? Остался без своей красавицы? – Хриплый голос не походил на голос «нашего» Серого Волка, но все равно я чувствовал, что этот волк, если и не «наш», то как-то с ним связан.

- Ладно, так и быть, помогу я тебе. Садись на меня верхом. Только глаза закрой.

   Он перенес меня в светлую березовую рощицу и велел ждать. Я осмотрелся. Рощица была самого мирного вида. А я был уже абсолютно сухой, словно и не был долго под тем холодным ливнем.

   Мелькнула тень среди деревьев, и волк лег на землю. На его спине лежала Настя. То ли спала, то ли без сознания.

- Ну, бывайте! – Кивнул нам волк и бесследно растворился меж деревьев.

 

* * *

   …Крейсер, словно налетевший на мель сухогруз, дернулся, надрывно взвыл моторами  и затих. На кране маршрута высветилось предупреждение об отсутствии прохода.  В иллюминатор же я прекрасно видел, что до моего родного Потока Ткачей было «рукой подать» и пространство вокруг было чистым. Однако, компьютер крейсера настаивал на бездорожье и…  И санитарной зоне неисследованного Потока.

   Я запустил анализатор, а сам вышел из крейсера, чтобы осмотреться..

   Пространство вокруг Потока, действительно, было густое и тяжелое. «Непротоптанное, ненаезженное» - так называлось это среди агентов Службы. Сложность при открытии нового Потока, в частности, и состояла в том, что в Поток было очень тяжело пробраться. Каждый Поток защищается от инородных тел, что болтаются между миров, да и от соприкосновения с другими Потоками. И далеко не каждому агенту Поток позволит войти в себя. Кроме всяких хитростей, придуманных для такого случая Службой, агент должен еще обладать и неким особым внутренним свойством…

   Я таким не обладал. Мне ни разу не доводилось «открывать» Потоки…

   Стоп. Но ведь то МОЙ родной Поток! Я для него не могу быть инородным телом! Что за бред?

   Я вернулся в крейсер и начал читать отчет анализатора.

По описанию, характеристикам – это был мой Поток. Но супер-мозг адмиральского крейсера был твердо уверен, что это новый Поток в его базе, еще не исследованный.

 

   Я снова и снова подходил к Потоку. С разных сторон и со всеми уловками Службы. Но мне не удалось продвинуться ни на шаг.

   Было какое-то дурацкое ощущение, будто пока я бегал с другими мальчишками, в моем доме сменили замок. И подползала еще более горькая мысль, что и домашние мои из дома уехали навсегда и в неизвестном направлении…

   А про меня просто забыли.

  

* * *

Зава выключил все экраны Расчетного центра и настольную лампу. Наступившая темнота не имела протяженности, она казалась темнотой закрытых век.

Глава Службы не имеет права на ошибку. Не имеет значения, что его расчет был верен и тонок, что это обстоятельства в критический момент абсолютно непредсказуемо изменились самым невероятным образом. Что ситуация никогда не была такой, какая она сейчас, и в принципе не могла так сложиться, что следовало из всего предыдущего опыта Службы.

Всё это не имело значения. Как не имело значения, глава ты или не глава, и что вообще будет с тобой… Всё уже ясно определилось – сейчас, сию минуту начнется цепная реакция Прорывов, и битва с Огамо перерастет в бедствие, которое не с чем сравнить…

Он тронул бисеринку переговорника и включил лампу.

- Ирада, зайди ко мне, пожалуйста.

Спустя минуту она появилась, прямая, сухая, легкая. Секунду постояв у двери, уселась в кресло рядом.

- Я должен тебе сказать, что ты была права. Я ошибся с крейсером.

Этого нельзя было делать. И это будет стоить слишком дорого.

Ирада молчала, ожидая продолжения. Он заговорил снова.

- В тот момент это было лучшим решением. Огамо начинал очередной цикл, и новые Потоки, как обычно в этот период, появлялись чаще, ты знаешь об этом. Нам очень нужно было проникновение, и ускорить контакт Резидента с  его потоком… да что я тебе объясняю. Словом,  на крейсере он бы нашел его очень скоро. И непредсказуемая группа в Предмирье стала менее тревожащей, когда разделилась. И у нас появлялось время на исследование новых факторов…

- И в чем же дело? – она, казалось, просто отдыхала в полутьме.

- Огамо прервал цикл.

- Такого не бывает, - ответила она мгновенно.

- Но случилось именно это. Причем он не просто прервал его, не остановил давление. Он его рассинхронизировал. Такого мы еще не наблюдали никогда. Поля Прорывов возникают у каждого Потока спонтанно, бессистемно и они очень мощные. Если такое поле возникло возле устойчивого Потока, он, скорее всего, выдержит давление. Но если в этот момент в этот Поток кто-то войдет, прокол Перехода разорвет защиту, как оболочку мыльного пузыря. И, что хуже всего, возможна цепная реакция в соседних мирах.

Если бы я не дал им крейсер, мы бы все заморозили и, может быть, переждали… Но корабль в Поиске неподконтролен, и нам уже не успеть.

- Но, по нашим данным, резидента нет на крейсере, он в Героическом мире, фактически на нашем же полигоне, и мы после подготовки сможем забрать его и нашу сотрудницу.

- Во-первых, пока что не сможем. Чрезвычайная ситуация, все переходы сейчас запрещены. А во-вторых – да, их нет на крейсере, но там есть один человек из их группы. И он не замедлит начать Переходы. Наверное, уже начал. В сложившейся обстановке мы не можем его ни остановить, ни предупредить. Остается только ждать, когда он напорется на спонтанное поле Огамо, и тогда…

 

И пока ждем, я хочу тебе сказать… Уже, кажется, можно.

Жаль, что у нас с тобой не случилось. Я  так и не понял, почему. Вас двое всегда, ты и твое это пушистое создание. И ты для меня не открываешься. Её бережешь… Этот ваш мир, погибший… не понять мне вас. Неужели ничего не было возможно для нас с тобой?

 

Ирада все молчала.

А потом вдруг засмеялась.

- Да, - сказала она. - Она меня не пускала. Ревновала, представляешь.

- А где же она сейчас?

- Там. На крейсере твоём. У того, кто путешествует на крейсере, ничего не получится с переходом в любые Потоки. Что это такое – адмиральский крейсер полного снаряжения каждому встречному-поперечному. Мы с ней не могли этого допустить.

…

 

* * *

   … Я перепробовал всё, что умел. Настя была всё так же неподвижна. Ни жива, ни мертва. От усталости и отчаяния я повалился на траву и закрыл глаза.

   Надо постараться ни о чём не думать. Остановить свои мысли в голове. И тогда, в тишине, можно услышать голос Потока, который подскажет нужное решение.

   Не помню, где я это прочитал, или кто мне рассказал, но это осталось последним, что я ещё не попробовал для оживления Насти. Остановить свои мысли… легко сказать! А попробуй-ка ни о чем не думать! Мысли, как тараканы, лезут изо всех щелей. И думаются, думаются… Одна вытаскивает другую, другая – третью… О какой пустоте в голове можно говорить? Оказывается, там всё время что-то думается! И в основном, о какой-нибудь ерунде, вообще не относящейся к делу.

   И тогда я начал представлять: голова моя – пустая белая доска, мои мысли – кляксы и капли, попадающие на доску. И тогда я беру тряпку и начинаю стирать всё это с доски. Вот капля «а солнце уже высоко». Стираем. Вот капля-строчка из песни, которая разрастается в кляксу-куплет. Стираем. Капля. Стираем. Клякса. Стираем. Капля. Стираем. Капля. Стираем…

   В какой-то момент я осознал, что мне не надо держать образ тряпки и доски, я «стираю» мысли уже автоматически. И даже саму мысль об этом я быстро стер, не дав ей развиться в дальнейшее рассуждение…

 

- Старается. Молодец, - словно сквозь подушку услышал я голоса над собой. «Василисы» - сразу же возникло на моей «доске».

- Поцеловать надо Спящую Красавицу! – одновременно пронеслось в моей голове и было ими сказано вслух.

   Я открыл глаза. Василис рядом не было.

   Поцеловать. Разве я этого ещё не пробовал? Не помню. Ладно, целую.

…

   Настя глубоко вздохнула и открыла глаза. Я помог ей подняться. Она осмотрелась.

- Что-то меня стали утомлять все эти перемещения. Старею, наверное, - сказала она, разминая суставы.

 

 * * *  

Мы всё ещё были в Героическом Потоке. Это я почувствовала сразу, как только очнулась. Вокруг была березовая роща, а Антон выглядел уставшим, но довольным. Наверное, он меня долго спасал. Но расспросить об этом его я не успела.

   Что-то ткнулось нам в ноги. Путеводный клубок. Он подпрыгивал на месте от нетерпения. И сразу же помчался, петляя меж деревьев, лишь только мы успели взять свою лоскутную сумку.

   На этот раз клубок очень торопился. Бежать пришлось быстро. И не то, что разговаривать, обращать внимание на местность и то не успевали.

   Поэтому, наверное, я даже слегка испугалась, когда мы вслед за клубком выскочили из леса на песчаный пляж, а клубок, промчался дальше к воде и, шипя, словно масло на сковороде, растаял в морском прибое.

- Уф, финиш, - запыхавшийся Антон согнулся пополам.

 

   Мы осмотрелись. Впереди было лазурное море до горизонта, позади – тропический лес. На золотом песке в тени пальм стояли шезлонги и столик с фруктами и напитками. Чуть в стороне был небольшой каменный домик.

   Это был тот самый рай, в котором мы потеряли  Саньку. Клубок привел нас сюда, значит, мы должны были вернуть его. Но как?

   Недалеко от берега мы заметили в воде какое-то мутное  пятно. Словно взвесь какая. Серая…

Она колыхалась в легких волнах, и в голове начали всплывать воспоминания о Саньке. Как говорил, во что был одет…

   Антон, похоже, чувствовал то же самое. Он взял меня за руку и подвел к самой кромке воды. Набегающие волны иногда касались наших босых ног, и было щекотно. Но воспоминания шли всё ярче и всё подробнее. До мелочей. Я даже вспомнила, что у него была родинка на правой руке, точно по центру кисти.

   И, похоже, что та серая муть как-то реагировала на наши воспоминания. Она уплотнялась, шевелилась, и… неожиданно исчезла.

- И что теперь?

Антон пожал плечами:

- Подождем…

 

* * *

Открывать глаза не хотелось. В неведении было тепло и уютно. Но я чувствовал, что у меня вновь есть глаза, и одной части меня очень хотелось ими смотреть. А другая часть боялась.

Я подождал, пока не пришло ощущение рук и ног. Да, это были именно руки и ноги. Уже хорошо. А то последнее, что я помню из ощущений себя, какой-то кисель с щупальцами.

Я пошевелил пальцами. Пальцы слушались. Ощупал себя, на сколько мог достать. Кажется, человек. Это уже хорошо. В смысле – привычно и понятно.

И осторожно приоткрыл глаза.

Ощущений не добавилось. Вокруг было темно.

Я протянул в стороны руки. Одна наткнулась на шершавый плоский камень. Кажется, стена…

 

 

   Мы подождали сначала у воды. Потом переместились на шезлонги под пальмы. День клонился к вечеру, и солнце красиво садилось в море. Долго садилось. Как обычно не бывает на тропических пляжах. Но это уже не удивляло, мы же были в сказочном мире…

   И тут в каменной избушке что-то загрохотало. Будто железный таз уронили на каменный пол. Потом – стул или табурет. Потом звон разбитой тарелки…

   Словно кто-то шёл в темноте на ощупь и опрокидывал всё на пути.

   Мы бросились к избушке и распахнули дверь. На автопилоте я нашарила выключатель около двери, и вспыхнул свет.

   Посреди комнаты, закрывая руками глаза от яркого неожиданного света, стоял Санька.

 

… Мы как будто вернулись к началу – подумалось в первый момент. Мы, те же самые трое… на том же самом берегу с пальмами.

И триединство то же самое…

Но нет, разница была.

Мы опять могли понимать друг друга без слов, но у Саньки выпал из памяти большой кусок времени, когда его не существовало, а у нас с Настей этот кусок был.

И это изменило что-то в цельном существе, которым мы фактически являлись втроем. Слегка прибавило «расстояний» между нами. Мне подумалось, что существо это стало умнее. Ум – он ведь и есть понимание силы и слабости в какой-то своей части и умение всё это восполнить и правильно пустить в дело.

- Мудрец былинный, - сказал Санька. – Ты лучше объясни, чего это я вдруг возродился, как мне восполнить потраченные на это дело калории и куда мы после восполнения направимся?

- Кокосы, конечно. Может, и бананы в окрестностях имеются, - ответила за меня Настя. – Потом отоспимся и заодно будем вызывать крейсер. Возрождение твое – событие совершенно из ряда вон. Происходит что-то необычное. Как будто Огамо слегка не в себе…

 

 

***

Я слонялся по крейсеру и вокруг него.

Попытался выйти на другой какой-нибудь Поток, пытался пробиться. Ничего не получалось. Связи никакой ни с кем не было, да и какая связь может быть у адмиральского крейсера в режиме Поиска?

Осатанев от нелепости ситуации, я решил, что сейчас самое лучшее – просто выспаться. Без попыток прогуляться по снам и ломания головы.

Потому что усталость и в самом деле сильно давала о себе знать.

Настолько сильно, что уже наяву, в пустых коридорах крейсера, начинало что-то мерещиться. Как вам нравится стук копыт и длинные белые шерстины на стерильном золотом полу?

Действительно, откуда это они взялись?

Я в прострации собрал их, волосинок было несколько. Они были толстые, почти как рыболовная леска, белые, гибкие и прочные. Бессознательно я вытащил из внутреннего кармана свой почти доплетенный перстень, в узоре которого помогала разбираться Настя, и в котором уже была ее синяя нить, и ввязал туда пучок найденных белых прядей.

Удивительно, но встали они там, как родные. Узел получился такой тугой, что захоти я развязать его – наверное, уже не смог бы.  Перстень был закончен.

 

А потом появился хозяин волос. То есть хозяйка, конечно.

Из-за поворота коридора вышла белая коза и заблеяла человеческим словами…

Спать я хотел безумно. Даже козе не удивился. Тем более, что был с ней знаком. Издали, ясное дело, но кто же в Службе не знает вечную спутницу Ирады…

 

Ситуация разъяснилась. Козе было дано поручение тайно закрыть всем, находящимся на крейсере, проход в любые Потоки.

Технически такие возможности у козочки были. И она бы ещё долго водила бы меня за нос, но вот оплошала: почесалась не вовремя.

А то, что именно эти шерстины, упавшие на пол, срезонируют с моим Ткаческим кольцом судьбы, да еще с участием нити Насти…

Это предусмотреть было невозможно.

Теперь мы были связаны напрямую все трое.

В свой Поток я войти по-прежнему не мог. В любой другой тоже.

Зато мог в тот, в котором была Настя. Точнее, мне не надо было в него специально стараться входить. Теперь это было, как в соседнюю комнату…

Но я решил сначала, до окончательного выяснения взаимоотношений с козой и свидания с Настей, где бы она ни была, все-таки выспаться.

 

 

   Трудно заснуть, когда постоянно слышишь стук копыт по металлу и жалобное блеяние. С козой явно что-то было не то. Она больше не походила на секретного супер-шпиона. Она то металась по крейсеру, то жалобно заглядывала мне в глаза, то отчаянно прикусывала штанину.

   Да не знаю я, как ведут себя обычные козы, и что означают их такие действия! Мне надоело разгадывать этот ребус и я открыл входной люк.

   Коза, замерев на мгновение, выпрыгнула. Через какое-то время я снова услышал ее блеяние позади крейсера.

   Люк закрывать не стал. На всякий случай. Вдруг ей приспичит вернуться пока я буду спать?

 

 

 * * *

Из каменной избушки Санька вышел с большой плетеной корзиной и огромного диаметра  чугунной сковородой. Сковороду оставил около избушки, а корзину бросил нам:

- Ну, пошли в лес, калории искать.

В нашем тропическом лесу, оказалось, растет много плодов. На одних деревьях они висели крупными гроздьями, на других  поштучно, какие-то напоминали отдаленно знакомые фрукты, да и из земли торчали какие-то корнеплоды… У меня глаза разбежались от такого неожиданного изобилия.

- А как мы узнаем, какие съедобные?

- Нас учили… - начала было Настя, но Санька ее прервал:

- Да все просто в этом мире – если сомневаешься, не бери, а если с первого взгляда фрукт тебе понравился, то – в корзину.

- Ага, а если тебе кто-то говорит «съешь меня», то уж делать этого никак не надо! – Со смехом добавила Настя.

   Словно в подтверждение ее слов, из-под моих ног выскочил какой-то гриб и с визгом «съешь меня, если поймаешь!» умчался вглубь леса.

    Санька проводил его взглядом:

- Мда… грибы тут… они такие…

 

…

Когда мы с полной корзинкой вернулись к избушке, Санька выложил из камней круг, примерил, как на него встает сковорода, и развел огонь. Потом, с видом шеф-повара, разделал наши находки и все скопом вывалил на сковороду жариться. Настя хотела было что-то возразить, но махнула рукой: «это ТВОИ калории, делай с ними, что хочешь».

 

На следующий вечер Санька усадил нас в кружок на пляже. Перед этим он тщательно шагами измерял расстояние между лесом, морем, каменной избушкой и отдельными пальмами и валунами, что-то напряженно высчитывал, закатывая глаза и беззвучно шевеля губами. После чего он пяткой начертил в песке крест и рассадил нас вокруг него. Настя, кажется, догадалась, к чему все эти приготовления и послушно села, скрестив ноги и протянула нам руки.

- Локти на колени обопри, - поправил мою позу Санька. – Так, хорошо. А теперь закрыли глаза, вздохнули и выдохнули: «Оммм».

 

«Ом» давно уже растворился в теплых сумерках, а ничего не происходило. Вернее, я ничего не ощущал. Ну, абсолютно ничего. Глаза я открывать боялся. Вдруг нарушу какую-нибудь сложную процедуру. Но отчетливо понимал что, по крайней мере, никуда мы не переместились и не превратились ни в кого. Я ощущал рукопожатие Саньки и Насти, легкий соленый ветерок с моря и песок под попой.

   И тут нас качнуло. Будто подземный толчок.

- Ого! – воскликнул Санька, - Такого я не ожидал!

Я открыл глаза. Над морем, недалеко от берега, словно окутанный туманом или облаком,  висел адмиральский крейсер.

- Да… Такого соприкосновения миров я еще не видела, - Настя тоже была удивлена.

И тут меня осенило:

- Это не соприкосновение. Крейсер сейчас вне миров и Потоков.

- Перемещаемся! – скомандовала Настя, взяв нас за руки.

 

…

Я – птица-ткачик… Я упал в реку… Медленное течение несёт меня куда-то вдоль берегов… Сейчас мои перья намокнут и я утону… Сверху на меня смотрят звёзды… Они тоже куда-то плывут по своей медленной реке… А на меня надвигается большой пароход… «Ту-у-у-у!!!» - низко пробасил его гудок…

   И я проснулся от удара о крейсер.

Вокруг меня стояли Антон, Настя и ещё какой-то рыжий парень.

- Класс! Ну, ты даёшь! Плавал во сне, что ли? – Рыжий, похоже, был в восторге.

- Действительно, выглядело забавно, - хихикнула Настя.

 

 

   Настя вдруг ойкнула и полезла в карман. Теперь уже и нам было слышно, что где-то в кармане у нее что-то попискивает и будто скребется.

   Это был уловитель. Он пищал, вибрировал и светился, всеми способами показывая, что наконец-то поймал сигнал искомого Потока. Однако, направляющая стрелка металась безостановочно.

- Ого! – Сказала Настя. – Я такое только в учебниках читала, не думала даже, что смогу увидеть сама.

Она осторожно положила уловитель на мою ладонь и велела мне поймать его ритм.

- Говорят, он ведет себя так при рождении нового Потока. Или при рождении пути к нему. Вот. Теперь все встало на свои места! Теперь все понятно, почему уловитель до сих пор молчал, даже активизированный резидентом. Просто твой, Антон,  Поток был еще не рожден или был замкнут на себя, не имел пути.

- Замкнут на себя? – Какая-то смутная мысль зашевелилась где-то на задворках памяти. Какая-то цепочка ассоциаций, которая словно могла бы привести к какому-то правильному ответу, но распалась, так и сформировавшись.

   Канх постучал пальцем по уловителю. На метания стрелки это не подействовало.

- И что нам теперь делать? Сидеть на месте и ждать, пока стрелка успокоится и задаст направление?

- Ну почему же – сидеть? Можно и кругами ходить, и вообще перемещаться куда угодно. Где-то сигнал будет сильнее, где-то слабее.

 

…

- Понял, - сказал Санька, до того молчавший. -

У вас Служба, да. У нас, по сравнению с ней, так, службишка. Мелочь пузатая.

Но мы иногда бывали там, где вы не были. В частности, я бывал. Уловителей у нас не имелось почти никогда, и это к лучшему было, именно в тот раз. Расскажу.

Этот раз мне запомнился особенно. Было все, новый мир, резидент почти цивилизованный, спонсоры… ну да, а вы как думаете, на какие средства приходится миры прокалывать? Мы им, спонсорам, пользу приносим…

Направление мы знали приблизительно, резидент его чувствовал. Вроде всё было нормально.

Но когда мы направлялись на Луч, Потока там не оказывалось. Он оказывался каждый раз чуть в стороне. Снова шли по Лучу, и снова та же история. Предвидеть сдвиг не получалось, никакой системы в этом не было.

Мы промучились так целый день, а на следующий день все было в порядке, Луч не ускользал, и мы попали с первой попытки.

И знаете, в чем было дело? В резиденте. Он, оказывается, всю дорогу сосредоточенно думал о своем завтрашнем дне рождения. Для его культуры это был какой-то совершенно уникальный день, имеющий огромное значение. Он всей душой был в завтрашнем дне и шел по Лучу завтрашнего дня. И не попадал в тот Поток сегодняшний. Так бывает, оказывается. А на следующий день он думал о сегодняшнем, и все получилось…

А у нас-то сегодня Потока, выходит, еще нет. Надо ждать, когда он появится…

- А если я тоже буду думать о завтрашнем?

- И о послезавтрашнем, и о том, что будет через пять минут, и через неделю? Неизвестно же, когда точно…Нет, надо ждать.

- Тогда почему вдруг ожил уловитель? – спросила Настя. Если Потока еще совсем нет?

- Может быть, кто-то ещё о нем знает. Кроме нас, - вдруг задумчиво проговорил молчавший до того Канх. - О его будущем неизбежном рождении. Как о будущем узле плетения.

Тогда тот, кто предвидит рождение потока и чувствует это рождение в будущем, скорее всего находится рядом с ним. Нужно этого человека запеленговать и идти прямо туда… Наверное, на крейсере есть такая техника.

 

А если на крейсере нет, попросим козу.

- Кстати, а где она?

- Ах, да… Она же тут плакала и металась. Ну и ускакала куда-то.

- Коза Белой Дамы плакала?! – Настя была более, чем удивлена. – Это, поди, очередная ловушка!

- Нет, ей, действительно, поплохело. И, кажется, именно после вплетения её шерстинок в плетеное кольцо.

 

 

Козе и в самом деле было худо. Ее ноги дрожали, глаза казались покрытыми тонкой перламутровой пленкой.

Мы нашли ее с помощью крейсера, его автоматика была как-то связана с этим созданием, скорее всего настроена подчиняться ее командам.

Но белой козочке было не до команд. Когда мы обнаружили в пространстве межсонья пушистый белый комок и забрали внутрь, она казалась совсем невесомой и почти не двигалась…

Даже не дышала, пока Настя не взяла ее на руки. Только тогда она зашевелилась и стало видно, что коза еще жива.

- Это я виноват, - сокрушался Канх. - Но, с другой стороны... Я тут изучил немного записи регистраторов.  Оказывается, был запрет на любое проникновение сюда и отсюда в любой Поток, и если бы не наши нити и шерсть козы, переплетенные в моем перстне, вы не смогли бы сюда попасть. Никак не смогли бы.

- Получается, она выручила нас помимо своей воли и ценой своей жизни? – спросил я.

- Может быть, не только своей… Надо ее как-то спасти. Только как?.. - Настя была расстроена.

- Расплести перстень уже нельзя, - сказал Канх. Перстень теперь как свершившееся событие. В нем навсегда связаны я, Настя, Антон и… коза. Значит, и Ирада. И даже неважно, где, у кого он находится.

Канх надел перстень на рог неподвижной козе. Та пошевелилась и вздохнула.

- И никакие врачи не помогут… - добавил Канх.

Подошел Санька и погладил козу.

- Врачи, наверное, не помогут. А вот знахарки – кто знает. А сейчас запрет снят? А то знаю я одну старушку-ведунью в мало известном широкой публике сне. Уж такие она чудеса вытворяла, когда местных буренок от укусов змей подколодных лечила.

- Запрет уже снят, - ответил Канх, взглянув на приборы. Где там твой малоизвестный сон, показывай. Оставим у бабки козу, а там, глядишь, и уловитель что-то определенное покажет.

 

 

Сон, в котором мы оставили козочку, был мрачноват. Он был черно-белый. Лес, где, как водится, стояла избушка колдуньи, был редким, похожим на лесотундру. А сама избушка – нечто среднее между юртой и чумом.

Мы с Канхом, шагнув из специального люка крейсера, оказались на светло-сером пригорке недалеко от избушки. Канх держал на руках козу. Я огляделся.

С тех пор, как я здесь был в последний раз, мало что изменилось. Разве что кусты вокруг слегка подросли.

Да внучка колдуньи, пожалуй, тоже. В тот, прошлый, раз она была совсем маленькая и глупая, а тут… ишь ты.

Бабка встретила нас не слишком радушно. Чай пить не позвала. Вышла из юрты, ничему не удивляясь, молча подошла к нам и козу забрала. Почесала ее за ухом, пошептала что-то и ушла обратно, не оглядываясь. Только внучка Канху улыбнулась.

- Вы идите, мальчики. Бабушка сейчас занята будет, а вам нужно торопиться. А ты – приходи когда-нибудь ко мне по этой ленточке, если грустно станет.

И дала Канху красную ленточку, выдернув ее из косички.

Совсем чепуха девчоночья. Вся она была какая-то светлая, прозрачная и безоружная. Тоже мне, внучка колдуньи.

А нам и в самом деле нужно было торопиться.

И мы вернулись на крейсер.