Часть третья
* * *
Когда дверь за ними закрылась, к горлу подкатил горький привкус одиночества. Осознание того, что ты только что проводил друзей в долгий путь, и вряд ли вы снова когда увидитесь. Дом был большой и тихий. Оказывается, наша компания была достаточно шумной, и я уже привык, что все время где-то слышались голоса или ощущалось присутствие. Даже ощущение Семьи на нашем фоне притупилось на столько, что я практически про нее забыл.
И вот сейчас я остро почувствовал тишину. Ту тишину, которая как предутренний туман растекается по дому, заполняя каждый уголок, и которая, кажется, проникает и вовнутрь, делая и тебя самого частью этой тишины.
Я вышел на веранду. Здесь тишина не властвовала. Здесь из сада доносились птичьи пересвисты и шелест листвы. Я сел на диванчик и закрыл глаза.
Но тут же их открыл.
Потому что ко мне на колени вспрыгнула кошка.
Потопталась немножко и улеглась. Прикрыла глаза и замурчала.
Вслед за кошкой на веранде оказалась толстая кухарка с большим подносом в руках.
- Доброго утречка, сударь! – И стала сгружать с него на стол чашки, блюдечки, ложки, тарелочки с пирожками и рогаликами…
* * *
Так я начал знакомство с Семьёй.
В Доме жили Мальчик, Девочка, Мама и кухарка Роза. И Кошка. Ещё был Папа, но появлялся он не каждую Неделю, и все к этому привыкли.
Почему я вдруг «провалился» к ним, в их пространство – я не знаю. Наверное, так совпало. Я ждал Неру, они тоже. Они жили в Доме, и я остался в нем, в одиночестве. Наверное, мы не могли не оказаться вместе…
Дом был большой, удобный и весёлый. Он всегда сверкал чистотой, в кладовых Дома постоянно было запасено много продуктов – на целую Неделю, в шкафах было много новых вещей…
Вообще, Семье не нужно было ни о чем заботиться.
Это, наверное, придумала Нера…
Или Темный?
Всего в Доме хватало на целую Неделю – еды, чистого белья, дров, свечей и разной погоды на улице. По вторникам обычно шел дождь. Хотя и не обязательно. Утро пятницы и все выходные были теплыми и жаркими. Иногда среди Недели налетал ветер и град, но не страшно и не надолго…
Целую Неделю в Доме могли происходить разные события, готовилась еда и мастерились поделки из глины, и рвались штаны и платья, горели дрова в печке, иногда разбивались случайно опрокинутые красивые вазы. Так проходила Неделя, с воскресенья до понедельника.
А утром в воскресенье всё оказывалось на своем месте…
Разбитые вазы вновь стояли на столах. В шкафах в идеальном порядке были разложены свежайшие продукты, дров и свечей было снова много, рисунки и фигурки из глины исчезали, а краски и альбомы зато становились нетронутыми. Шалаш из толстых веток, построенный в дальнем уголке Сада, пропадал, как будто его и не было… Ранки и синяки – тоже.
И вся Неделя начиналась сначала.
Нет, из памяти прожитые дни не стирались. Шалаша было немножко жалко, но поделать с этим ничего было нельзя, только построить новый на скорую руку. Страшно вкусные булочки из гречневой муки, выпеченные Розой на позапрошлой Неделе, можно было попросить испечь и завтра, и ещё много раз, с этим всё было в порядке. Можно было ещё немножко заболеть, лучше к концу Недели, ненадолго и не страшно, потому что в воскресенье все равно все будут здоровы.
И, в конечном счете, все Недели были довольно сильно похожи одна на другую.
Здесь было хорошо и спокойно. Очень спокойно.
Мама Детей сказала мне, что если я вдруг не пропаду в начале следующей Недели, то я могу остаться с Семьёй и вместе с ней дождаться Неру. Ждать можно сколько угодно…
Я так давно был один (даже в компании Антона и других), что в первое время мне было как-то неловко от того, что я оказался в чьей-то чужой семье.
Но это прошло удивительно быстро. Я и сам с удивлением заметил, что уже к вечеру первого дня нашего знакомства я чувствовал себя среди них своим, даже каким-то членом семьи. Мне было тепло и радостно с ними. Может быть, от того, что иногда в их взгляде, жесте или как-то иначе проглядывали знакомые мне черты Неры…
Дети оказались близнецами. Похожими и непохожими друг на друга одновременно. Они, конечно же, потащили меня в сад строить новый шалаш. А я научил их разговаривать с птицами. Они оказались очень способными, сразу же улавливали все тонкости Песен птиц.
Вообще-то, в моем Потоке было принято, чтобы Песням учили родители своих детей. Но детей у меня не было, да и Потока моего давно уже не было…
Однажды, уже под конец Недели, я поднялся в Башню. Хотел поговорить с Художником про Семью. Но его там не было. Будто бы он вот только что вышел и скоро вернется. Я осторожно, чтобы не задеть и не наступить на какое-нибудь его творение или чертеж, прошелся вдоль стеллажей, рассматривая механизмы и прочие штучки, стоящие вперемежку с книгами и свитками. И тут краем глаза уловил движение позади себя.
В дверном проеме стоял мужчина с коробкой в руках.
«Папа», - подумал я. Он кивнул головой:
- Ага. Папа, – прошел к столу и, слегка сдвинув на нем бумаги, поставил коробку, – а Вы, значит, Волк, - он протянул мне руку. Обычное такое знакомство родителя с другом дочери. Но словно какая пружина дрогнула под сердцем…
Мы молча смотрели друг другу в глаза, и эта пружина во мне то сжималась, то распрямлялась. И, кажется, что-то такое же происходило и с ним.
- Я был рожден в том же Потоке, что и ты, - он первым нарушил молчание, - но задолго до его гибели…
Вниз мы спустились вместе. И там, конечно же, дети повисли на шее отца. Но мне показалось, что еще больше они обрадовались подаркам, которые он им привез. Это были небольшие безделушки, но, как поведал мне таинственным шепотом Мальчик, подарки Папы не исчезали с началом новой Недели, а оставались в Доме.
Дети наперебой спешили рассказать ему, что они успели сделать за эту Неделю, показывали свои рисунки, поделки и, конечно же, новый шалаш, к строительству которого они и меня привлекли. Показывали и рассказывали взахлеб, потому что за ночь это все исчезнет, завтра будет Начало Недели…
Но утро следующего дня принес сюрприз.
Как всегда, Роза накрыла завтрак на террасе. Как всегда, Дети периодически отвлекались на пролетевшую бабочку или птицу и болтали ногами под столом.
И вдруг Мальчик замер, уставившись куда-то в сад. Я проследил за его взглядом и…
- Шалаш! – завопил он, едва прожевав кусок гречневой лепешки, - Он не исчез!
Папа, откинулся на спинку плетеного стула и, прищурившись, посмотрел на меня.
- Вот так, - сказал он. - Равновесие вам. Ожидание.
Он как будто подытоживал что-то, устало и иронически.
Папу звали Итрил, имя звучало для меня как родное. Это было совершенно невероятно, то, что мы были родом из одного и того же погибшего мира.
Он рассказал историю Семьи. Нера, в одной из своих жизней, была старшей дочерью его и Литы, так звали Маму. Семья жила в другом Потоке. Итрил был когда-то Резидентом, открывшим этот Поток для Службы. Он открыл его и встретил там Литу. Он всегда мечтал показать ей и детям наш с ним родной мир. Но не успел.
Именно потому, что Итрил знал многое о Законах Потоков, он отчасти сумел понять, что происходит с Нерой.
Именно поэтому он смог помочь ей поддерживать замкнутую Неделю. Наверное, не надо было этого делать. Дождаться Неру было очень мало надежды. Не надо было…
Но Нера и не спрашивала его согласия. Она просто делала так, как считала нужным, и Итрилу пришлось взять на себя то, что могло помочь Семье…
Нера надеялась когда-нибудь вернуться к Семье, она очень любила родителей и брата с сестрой. Она замкнула Неделю в кольцо, и теперь Семья могла прожить так, в Предмирьи, в тихом радостном доме, очень долго. Дети не росли, Мама и Папа не старели. Но и не забывали прошедшее полностью. Проходящие Недели оставляли в памяти очень немногое, время как будто сильно затормозилось.
Но оно не могло остановиться совсем.
Чтобы в закольцованной Неделе медленно, не взрываясь, продолжалась жизнь и взросление детей, Папе нужно было иногда приносить новости и предметы извне.
Папа находил их в снах, ему приходилось каждый прилагать много усилий, чтобы войти в сон. Замкнутая Неделя уничтожала результаты тренировок, но позволить себе стареть Папа не мог.
Новости были сказками, а вещи подарками, и такая медленная жизнь текла в равновесии…
Куда текла, и чем должна была закончиться?.. Итрил не находил на этот вопрос ответа. Он не видел хорошего конца. Надежды на возвращение Неры и размыкание Недели почти не было.
Разомкнуть кольцо сам он не мог.
А если бы и смог? Что тогда делать в пустом Доме, с детьми, без дров, продуктов и свечей? Вне всех миров?
А потом погиб родной Поток, и стало стократ тяжелее…
К тому же всю безнадежность положения переживать приходилось ему одному. Он не мог сказать Лите, что Нера вряд ли вернётся.
* * *
А вот теперь появился я.
И дети начали учиться Песням. И вернувшийся из снов Итрил тоже почувствовал Ноты. И единение наше, рождающееся с песнями, крошечное совсем, только зародившееся, стало разрушать Кольцо недели.
Шалаш не пропал…
Всё остальное было как обычно.
Кольцо ещё не было разорвано, всё можно было остановить. Кольцо берегло Семью, но ведь оно было и тюрьмой!
Нужно было делать выбор.
Если бы я ушел сейчас, ушел через любой сон, все для Литы и детей осталось бы по-прежнему. Осталось бы спокойное ожидание и спокойная жизнь в доме. Может быть, когда-нибудь вернулась бы Нера.
А может быть, и нет. И тогда постепенно, хоть и очень не скоро, равновесие все равно бы разрушилось, потому что дети должны расти и становиться взрослыми. А разве станешь взрослым, если у тебя вечные каникулы…
* * *
…………..
«…призрачного Потока.
Вход освещается софитом (светофильтры пурпур, 1-2), 2 мин. 30 сек. Мизансцены оформляются последовательно, обстоятельно, освещение общее с выделением светом действующих лиц по сюжету…»
На этой странице открылась тетрадь художника.
И я понял, что вместе с Итрилом и детьми мы сможем создать для жизни Призрачный Поток. В нем можно будет жить и взрослеть. Детям. И стареть - нам…
Самое волнующее и трудное – это то, что Призрачный поток неизбежно станет копией нашего с Итрилом погибшего мира. Он будет таким, каким помню его я и Итрил. Именно этот поток был родным, именно о нем в памяти все сохранилось прочнее всего, несмотря ни на что.
И это будет больно – жить в призрачном потоке, знать, что это – всего лишь усовершенствованный сон, ограниченный нашей памятью в деталях и в пространстве, уязвимый, временный, ненастоящий…
Но я уже не мог выбрать другое.